Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне нечего и некого стыдиться! — раздраженно бросил Гани-бек.
— Словно нарочно, чем тише я говорю, тем громче ты кричишь. Умерь свой пыл! И не забывай, что не к лицу нам ссориться, наши жизни висят на волоске, я тебе не раз об этом говорил. Мы живем в такое время, когда наибольшие шансы выжить у тех, что тише и незаметнее других!
— Раз я всем в тягость, я уеду отсюда! — решительно отрезал Гани-бек, ожидая в душе, что, по законам гостеприимства, его начнут уговаривать остаться. Но его никто не уговаривал.
Гани-бек никуда не уехал. Несколько дней ходил надутый, потом накричал на собственную жену, та обиделась и весь день просидела, запершись, в своей комнате.
Когда вечером все собрались на ужин, Гани-бек, не стесняясь присутствующих и обозленный тем, что весь день ему пришлось провести на виду у всех — в кресле под большой шелковицей, сказал жене:
— Ты словно восемнадцатилетняя девица, что ссорится с женихом и тут же мирится. Быстро же ты испугалась!..
Обычно робкая и немногословная Танзиле-беим, никогда прежде не перечившая мужу, не сдержала возмущения:
— С Салатын ты разругался, это тебе мало, с Вели-беком рассорился, этого тебе тоже показалось мало, теперь взялся за меня! Стараешься побольнее уколоть.
Гани-бек не ожидал от жены отпора. Он изумленно раскрыл глаза, и в них вспыхнул гнев:
— Как? И ты с приходом Советской власти осмелела, свой голос обрела?! И ты думаешь, я это потерплю?!
Свидетели семейной сцены по одному покидали столовую. Танзиле-беим прикрыла за последним дверь и тихо сказала:
— Вели-бек ушел к себе, остальные тоже, перестань шуметь, а то выгонят тебя из дома!
— До чего я дожил! — Гани-бек изумленно таращил глаза на жену. — Да, поистине наступил конец света, если стали верховодить женщины! Лучше умереть, чем видеть такое! Да рухнет дом, где царствует равноправие мужчины и женщины! Да провалится в ад страна, где начали властвовать батраки и слуги! Кому нужен наш хваленый Карабахский край, если здесь не осталось ни почитания именитых, ни почтения к знатным людям нации! Лучше покинуть страну, чем терпеть подобное унижение.
— Нас прогонят, если мы будем так себя вести! — невольно вырвалось у Танзиле-беим.
— И ты с ними? Запугиваешь меня?! — взорвался Гани-бек. — С тех пор как мы кладем головы рядом на подушку, я такого от тебя не слышал!.. — И, чуть поостынув, добавил: — Я тебя и не виню, времена такие наступили, все идет прахом!..
— А я за всю свою жизнь не слышала столько упреков и оскорблений! — Танзиле-беим расплакалась.
Слезы отрезвили Гани-бека. Он подошел к ней и погладил по голове.
* * *
Сильный стук в ворота заставил всех насторожиться. Имран уже давно предупредил меня, чтобы я не открывал никому ворота.
Салатын-ханум собиралась в новый тайник — отнести мужу еду: горячее, чурек, зелень, соль и перец. Услышав стук, она оставила приготовленное на столе и сделала вид, что собралась сама обедать, а Гани-бека попросила открыть.
И снова проверка. Впереди, как и в те разы, шел Рашид.
Салатын-ханум и на сей раз встретила непрошеных гостей весьма приветливо:
— Пришли с проверкой?
— Да, — хмуро ответил Рашид, скосив на меня неодобрительный взгляд.
На этот раз представители власти пробыли дольше обычного: осмотрели и дом, и надворные постройки, но так ничего и не нашли. О новом тайнике не знал и я.
Я ЕДУ В АГДАМ
Что ж, выходило, что я верно служу беку.
Если бы я был предоставлен самому себе и ни за кого не был в ответе, я бы ни минуты здесь не оставался. Но мне нужно заработать деньги, чтобы помочь Абдулу и племянницам. Я надеялся, что Вели-бек мне заплатит и я перевезу своих сюда.
Я был сыт, обут и одет. Правда, все на мне с бекского плеча, но что из того? Хлеб застревал у меня в горле, когда я думал о детях и больном зяте. Сколько мне еще батрачить? Я не мог набраться храбрости, чтобы напомнить Вели-беку о его обещании. Но, как говорится, у него свои дела, а у меня свои…
Я считал дни, когда мы поедем в Шушу. Начнут готовиться к переезду, и я смогу напомнить о своей просьбе. Кроме того, Шуша — большой город, там другие возможности, а вдруг мне повезет? Где в Союкбулаге могут обосноваться мои? Салатын-ханум не впустит, ни знакомых здесь, ни родственников, где они могли бы остановиться.
С недавних пор к нам в Союкбулаг зачастили сваты — Вели-бек собирался выдать замуж свою старшую дочь Дарьякамаллы, которая училась в Баку и раза два приезжала в Учгардаш на побывку, еще когда мы с отцом и матерью только пришли в дом к Вели-беку. Предстоящая свадьба и приготовления к ней оттеснили все другие события.
Один из сватов, молодой учитель, рассказал, что в Шуше открыли новую учительскую семинарию. Юноши, поступившие в семинарию, на пять лет обеспечены жильем, питанием и одеждой. Только учись, а после окончания становишься учителем.
Рассказ этот смутил мой покой, выбил из колеи. Я слушал и не верил собственным ушам: бесплатная учеба, еда, одежда! И жилье на все пять лет! Я был бы первым учеником семинарии, старался бы больше всех!
Шли разговоры, что вскоре после свадьбы Вели-бек переедет в Шушу. Возьмет ли он меня с собой? А если не возьмет, то как мне быть? Отправиться в Шушу одному на свой страх и риск и обратиться за помощью к Советской власти? Просить, чтобы меня приняли в семинарию? Я мог им обещать, что буду там первым учеником.
А между тем уже была достигнута договоренность о приданом, дне свадьбы и свадебных торжествах. Сваты уехали.
На другой день меня вызвала наша ханум.
— Завтра рано утром пойдешь в Агдам, найдешь лавку менялы Гуммета. Скажешь, что пришел от меня, и передашь ему эту монету, — жена Вели-бека протянула мне золотую десятку. — На деньги, которые ты получишь у Гуммета, купишь вещи по этому списку.
Я завернул монету в платок и спрятал в боковой карман пиджака, а бумагу со списком положил в наружный карман.
Стояло теплое карабахское утро. Солнца еще не было. Идти легко, не то что в зимнюю стужу.
Вскоре я достиг берега реки Каркар. И вспомнил, какой страшной и бурной была река, когда я пытался переправиться через нее по дороге в Учгардаш. А сейчас она неторопливо, с тихим
